На отремонтированном немецком особнячке на углу улиц Горького и Зеленой в Калининграде появилась новая вывеска. По этому адресу принимает один из самых авторитетных докторов-отоларингологов Евгений Степанов

До занятия частной практикой Евгений Степанов работал в онкологическом диспансере, заведовал отделением в областной больнице. Он рассказал «Королевским воротам», по каким причинам сменил государственную медицину на собственный кабинет, почему поддержал создание медфакультета в университете, и что значит имя в его профессии.

— Что, по-вашему, важнее для становления врача: учеба или опыт?

— Это равнозначные вещи, одно без другого не работает. Если врач обладает превосходными знаниями, но не анализирует патологию, результаты своего труда — опыта он не приобретет.

Потомственный доктор

— У вас как было? Вы же в Калининград не по своей воле, а по распределению попали…

— В Куйбышевском мединституте я со своей будущей женой Светланой учился в одной группе. Мы приехали в Калининград с двумя чемоданами в 1980 году действительно по распределению, не имея ни знакомых, ни родственников. Приехали через три или четыре дня после госэкзаменов, в конце июня. Прикинули: в июле — Олимпиада, через Москву проехать трудно будет, ну, и решили пораньше. Приехали, сели на трамвай первого маршрута, доехали до кольца, там пересели на «восьмерку» — город объехали, посмотрели. На вокзале вышли, Света села на скамеечку и заплакала — после Куйбышева Калининград показался маленьким и провинциальным.

— Куйбышев — это Самара нынешняя?

— Да, я родился там я в 1956 году. Город и до революции считался по российским меркам достаточно «продвинутым», но дополнительный импульс ему придала, как ни странно, Великая Отечественная война, когда сюда из Москвы были эвакуированы правительство СССР, переехали представители научной и управленческой интеллигенции. Отец умер, когда я еще в школе учился, он был агрономом. Мама — врач-педиатр. Ее брат и две сестры тоже были врачами. В последующем поколении семьи врачей «всего» три. Мама работать перестала только в 80-е. И я в медицине, следуя ее примеру…

Так вот, мы со Светланой поехали с вокзала  в управление здравоохранения. А нас здесь никто не ждал. Начальник отдела кадров, очень милая дама, откровенно удивилась: «А чего вы так рано? Обычно приезжают к 1-му августа». И говорит: «Вообще-то, мы ожидали из Куйбышева двух лор-врачей, а вы?» Я оторопел: «Простите, но я к хирургии готовился — общей, полостной, торакальной. А жена вообще терапевт»  Выбор перед нами оказался такой: или вы едете хирургом в Славск, а жена ваша там будет педиатром, или лор-врачом в Светлогорск, а жена там — терапевтом. Я запротестовал: «Ну, вы что? Я лор-врачом?! Никогда!» Словом, пойдите — погуляйте, подумайте, купите карту области… Мы выбрали Светлогорск.

— В Славск не захотелось?

— Да нет, мы же не ориентировались тогда, нам что Славск, что Светлогорск — все едино было. Просто решили, что пусть хотя бы один работает по специальности. Нас потом с этой начальницей отдела кадров судьба свела в других обстоятельствах, лет через 12: ее мужу никто диагноз поставить не мог, а у меня получилось. Это было системное онкозаболевание, с проявлениями в ухо-горло-нос, а я к тому времени восемь лет в онкодиспансере работал. После диагноза лечение прошло успешно. «Это тогда нас Бог свел!», — сказала мне потом начальница по кадрам. Ну, а в 80-м она устроила нас переночевать в общежитие медучилища на улице Александра Невского. На другой день мы уехали к родителям жены в Гомельскую область Белоруссии, а вернулись в Калининград к 1 августа

— И как же вы из хирурга превратились в отоларинголога?

— Как положено, через год интернатуры, — то есть, после дополнительного обучения по узкой специализации. Огромную роль в моей подготовке сыграла заведующая отделением ЛОР в областной больнице Лидия Александровна Куликова. Она учила и думать, и скальпель держать. Врачебному мышлению меня изначально мама учила, а по специальности — Куликова. Блестящий врач и замечательный человек. Заставляла думать, читать. Иногда ставила вопросы так, что нельзя было найти ответ, не изучив специальную литературу, не подумав. Но за год интернатуры многое изменилось: из онкодиспансера уволился лор-врач, мне предложили это место, а жену направили в отделение гематологии многопрофильной больницы, — в Светлогорск мы так и не поехали. Онкодиспансер, конечно, серьезная школа была — я там оказался единственным лор-врачом. Вельвиль Давидович Мирочник мой учитель в онкологии. Он учил меня смелости и уверенности в себе — очень важным качествам для врача. Очень много мне дал Яков Петрович Фарберов, другие коллеги. Опыт был бесценный, до сих пор мне помогает.

В 1981 году у нас родилась дочь. Шесть лет прожили в общежитии на Инженерной, потом получили от управления здравоохранения квартиру-хрущевку. Радость была великая!

— А потом?

— Работая в онкодиспансере, я оказывал больным любую помощь, включая реконструктивные онкооперации на глотке, гортани. В 1988 году меня перевели в ЛОР-отделение областной больницы, а уже через год назначают заведующим. Время было, как вы помните, непростое: перестройка, крах СССР, полный слом прежней жизни. А я ведь и в партии состоял, и университет марксизма-ленинизма закончил. Но мы работали, несмотря ни на что, стараясь выполнять свою единственную задачу: оказывать помощь больным. И, считаю, справлялись, хотя многое делалось на энтузиазме. Однажды необходимо было сделать трахеотомию, а в операционной нет нормального хирургического набора. Просто нет: давно не поступало оборудование и инструменты. Тогда один из врачей говорит: «С набором и дурак сделает, а ты попробуй подручными средствами»… И делали. Врач должен выполнять свою работу в любой обстановке: хоть на тротуаре, хоть в окопе. Пожалуй, я бы это сформулировал, как девиз: «реализуй свои возможности в реальных условиях». Когда-то в онкодиспансере ко мне на прием пришел пациент и на моих глазах просто начал задыхаться, — пришлось вскрывать гортань прямо в кабинете, зажав его голову под мышкой. Удалось спасти.

33 года практики

— Полезно ли создание медицинского факультета в университете имени Канта?

— Безусловно нужное дело. Высказывались и скептические точки зрения, но я не считаю их состоятельными. Если говорить о материальной стороне, то государственная медицина — дело в принципе убыточное, оно не может окупаться. Это один из социальных мандатов государства. И то, что в Калининграде создается система подготовки врачей — большой прорыв, хотя эффект мы почувствуем не быстро. Может быть, через поколение, или два. Хорошо, что учиться есть у кого — наши прекрасные врачи могут передать свои знания и опыт студентам. Я даже был одним из тех, кто предлагал эту идею — сначала, в середине 90-х, в виде курсов постдипломной профессиональной подготовки, потом в виде факультета

— Но все же, вы оказались в частной медицине?

— В 2003-м году я тяжело заболел, находился — фактически — на грани смерти, пережил клиническую смерть, так что пришлось оставить и должность завотделением в областной больнице, и пост председателя ассоциации. После года реабилитационного периода нужно было возвращаться в профессию, и я принял предложение поработать в частном медкабинете. Работал 9 лет на одном месте, и вот получил от своих давних друзей — руководства фирмы «СИГМА-Мед» — предложение перейти к ним. Это полностью созданный с нуля кабинет, укомплектованный новейшим оборудованием, по моей оценке — лучший и самый современный в городе.

— Врачи меняются, имея частную практику? Бытует мнение, что частную медицину больше интересуют деньги пациента, чем его здоровье. К государственной медицине до сих пор больше доверия.

— Поначалу нагрузка у меня была меньше, чем в государственной медицине — это было связано с условиями реабилитации. Однако со временем, после полного восстановления, за смену принимаю до 30-33 пациентов. Это достаточно много. Отвечая на ваш вопрос, скажу: если мы не будем качественно диагностировать и лечить — кто же к нам пойдет, кто за наши услуги платить станет? Халатно относиться к своим обязанностям в частной медицине экономически бессмысленно и даже вредно. И другой момент: если у врача за годы жизни и профессионального роста, — мне 57 лет и 33 года я практикую, — сложились определенные принципы, отношение к своему поприщу — они никуда не денутся, вне зависимости от того, в частной или государственной медицине врач работает. Мне, извините за громкие слова, совесть не позволит пренебречь своим долгом. Если я буду думать только о том, как больше заработать — я перестану быть врачом.

— В частный кабинет обращаются, руководствуясь репутацией врача?

— По-разному. Иногда просто звонят, и спрашивают: «У вас есть аппарат, чтобы сделать полипотомию?» И в этом плане у нас все на высшем уровне: оборудование самое современное. Есть ли у меня имя в профессии? Не мне судить — пусть скажут пациенты. Есть определенный круг людей, достаточно широкий, которым мне удалось за годы практики помочь, и которые мне доверяют. Эти люди будут лечиться у меня и в государственном, и в частном учреждении. В Калининграде есть доктор Мазовецкий, он уже не практикует, но плодами его лечения пациенты пользуются десятилетиями: нет обострений, патология устранена. Я на приеме спрашиваю: «Кто лечил?» Отвечают: «Мазовецкий», и я знаю, что после него «переделывать» что-то нет необходимости. Вот это имя, о котором мечтает, наверное, любой врач.

— Результат вашей работы от вас одного зависит? Или это усилия нескольких человек?

— У меня замечательные помощники из сестринского состава. С Натальей Юрьевной Смородиной, старшей медсестрой кабинета, мы работаем более 20 лет, еще с лор-отделения областной больницы, ей приходилось выполнять на операциях обязанности врача-ассистента. Она обладает огромным опытом и по-настоящему врачебным мышлением. Может, слушая мой диалог с пациентом, приготовить необходимые инструменты и оборудование, без специальных указаний, — это очень ценно. Легких или несерьезных заболеваний не бывает

Новые возможности

— Правда ли, что в Калининграде особенно высок риск заболеваний дыхательных путей?

— Да, это установлено достаточно давно: климат сырой и прохладный — естественно, болеют люди по-другому, чем в теплых краях. В советской медицине, бывало, рекомендовали в качестве профилактики сменить место жительства, но сейчас не то время, чтобы такие советы давать, сейчас это по силам далеко не всем, так что мы стараемся именно вылечить — чтобы люди как можно меньше болели. У нас есть все для этого: кадры, опыт, оснащение.

Предмет особой гордости — рабочее место отоларинголога «Атмос», современный медицинский компьютер, который может выполнять функции эндоскопии и микроскопии уха, горла, носа, гортани и накапливать информацию. Он также осуществляет риноманометрию (исследования носового дыхания аппаратным способом со снятием цифровых показателей и созданием графиков), тимпанометрию (диагностику патологии среднего уха и евстахиевой трубы). С его помощью можно диагностировать большинство лор-заболеваний. Все под рукой: подогреваемая жидкость для промывания уха, отсосы с готовыми насадками, возможности для впрыскивания. «Атмос» снабжен возможностями фото- и видеофиксации, а для пациента создает максимально благоприятные и удобные условия.

Терапевтический ультразвуковой «Тонзиллор 3М» — последняя модификации аппарата, которым лечат консервативным способом фонофореза хронические тонзиллиты, но не только: этому лечению доступны и другие заболевания головы, шеи, носоглотки, гортани, и в принципе любых частей тела — специальные насадки это позволяют. Аппарат «ЛораДон» — последнее слово в ультразвуковой и электрохирургии лор-органов, а диагностика слуха производится современным аудиометром.

Для диагностики мы применяем современный компьютерный рентген-аппарат, с помощью которого можно делать снимки и других органов тела. То есть, мы можем предоставлять услуги флюорографического обследования, результаты которого будут анализироваться в других медицинских учреждениях. Лечим осложнения после вирусных инфекций и простудных заболеваний, производим профилактическую диагностику рецидивов ангин.

— Только взрослых принимаете?

— Детей тоже. К примеру, с помощью анализатора отоакустической эмиссии мы можем определять нарушения слуха у новорожденных и маленьких детей, которые сами не в состоянии определить свою проблему. Аппарат посылает импульс и фиксирует реакцию мембраны ушной раковины по типу резонанса. Благодаря этому можно выявить патологию и начать лечение на ранней стадии — наверное, не нужно объяснять, насколько это важно для нормального развития ребёнка.

 Вы не просто известный в Калининграде доктор, говорят, у вас даже орден есть. За что вы его получили?

— Орден действительно есть, хотя я не считаю, что заслуга в нем исключительно моя личная. Это награда всего отоларингологического отделения Калининградской областной больницы, всего коллектива. Мы работали вместе, иногда в буквальном смысле одного больного всем отделением выхаживали… А тогда, в 2000 году, очень неожиданно, главврач областной больницы Константин Поляков приказал всему отделению собраться — мол, будет объявление. Мы собрались, появился заместитель губернатора области и объявил, что Указом Президента РФ я награжден Орденом Почета «за заслуги перед государством и достигнутые трудовые успехи».

— Вы испытываете удовлетворение от результатов своего труда?

— Если удается помочь человеку — это самая большая награда для врача. Мне доводилось делать операции по восстановлению способности речи. Допустим, поступает больной, который имеет стеноз гортани, трубочку и сквозное отверстие в горле, через которое он дышит — по-другому не может. Первым этапом операции удаляются голосовые связки и формируется полость. В течение месяца мы ухаживали за таким больным всем отделением. И затем организм сам начинает формировать ложные голосовые связки — мы ему только помогаем, подсаживая хрящевую ткань, обычно с ребра. В итоге эта безобразная дырка в горле полностью закрывается, и человек вновь получает способность дышать и говорить самостоятельно. Мы были новаторами — по крайней мере, в России. В Москве и Санкт-Петербурге что-то похожее делали, но по другой методике, результат у нас получался лучше. Вообще это очень сложный и долгий процесс — примерно год работы, но результат, как правило, того стоит: человек возвращается к нормальной жизни. По-моему, ради этого стоит работать…